С плотно закрытыми глазами и копьем в руках я стою за завесой в ожидании воскресительныцы. Где-то там звучит наш Символ веры. Многоголосье хора вливается в меня всей своей мощью и уносит прочь от суеты мыслей. Комната становится храмом, а я – богом.

А вот и первые аккорды музыки. «Парсифаль» – такой знакомый и родной. Значит, ОНА уже здесь. И действительно – сквозь толщу завесы я слышу её слова: «Земля и небо приветствует вас». Такие простые и такие глубокие слова. Эти слова в мгновение отменяют разрыв, который вот уже две тысячи лет разъедает человечество. Земля и небо, дух и плоть до сих пор находились в состоянии бессмысленной и безнадежной войны, и только ОНА имеет власть её закончить: и земля и небо – в НЕЙ.

За время, пока жрица проходит свой положенный шаг змеи, я успеваю вернуться к своим мыслям. Интересно, в наше время существуют ли в других школах и орденах мистерии столь же совершенные и столь же глубокие? Едва ли, да и какая, собственно, разница. Забавно: весь мир плачет о смерти Бога и десакрализации культуры, а я вот сейчас стою здесь и купаюсь в волнах сакрального, словно дельфин в море.

Но мысли прочь! Слышу лязг меча и звук разрываемой завесы. Гробница открыта. На миг проскальзывает мысль недавно читаемого Волошина – «Я только гроб, в котором тело Бога погребено». Пора воскресать. Открываю глаза и осматриваю мир, ставший храмом.

Призыв. Три шага вперед, знаки смирения. «Я человек среди людей». Как же глубоко сейчас понимание каждой фразы – ведь действительно – богом меня, её, его, их, делает только ОНА, и пока она не отверзет силы жизни, человек мертв, слеп и наг. Проплывают воспоминания, когда я сотни раз, запутавшись в собственных сетях, оказывался спасен ЕЮ, Госпожой нашей.

Жрица начинает свою часть. Вода, огонь, солнце. С каждым крестом точно еще одна оболочка слетает прочь. Пока, наконец, коронованный, я могу поднять голову и взглянуть иным взглядом. Взглядом Бога. Ах да – еще копье. Бог должен обрести волю к творению. На пике восторга взываю к предвечному источнику и чувствую, что копье начинает пульсировать энергией в моих руках.

Путь на восток. Чем ближе к алтарю, тем больше понимание – это не просто алтарь, это вселенная – живая и пульсирующая. Жрица восходит на алтарь, и я возвращаю ей поклонение – водой, огнем и поцелуем.

Мистерия входит в иную фазу, завеса алтаря закрыта. Из Бабалон, страстной, заряжающей, пробуждающей, Жрица становится Нюит, далекой и нежно зовущей, как ночное небо. Всего три шага, три молитвы. Чувствую во всем происходящем высочайшие смыслы, которые пока я даже не могу сформулировать. «Но любить меня превыше всего». Кажется, сердце выскочит из груди от потока, который сейчас идет из-за завесы. Я уже даже не Бог, я точка, объятая жаждой растворения в океане бесконечной неги и блаженства.

Еще шаг, включается дьякон, да оказывается, тут еще и прихожане есть! Крест солнца, знак света. Кульминация, полдень мистерии, вся сила вибрации, вся энергия включается в мантру открытия завесы. И – на колени, припасть к НЕЙ, к изначальному источнику жизни и света.

11 молитв, как 11 шагов или 11 вдохов и выдохов. Кажется, именно через эти 11 молитв дьякон передает прихожанам частичку таинства.

Пора. Освящение элементов – часть в плане техники самая сложная. Каждое действие имеет свой смысл, свою закономерность, свою естественную последовательность. Сейчас особенно важно копье, кажется, по нему идет поток колоссальной энергии. Когда заряжаю элементы, стараюсь поднять копье как можно выше, чтобы вертикалью копья соприкоснуться с небом.

Гимны. Маленькая передышка перед целью таинства – преломлением хлебов. Кажется, будто, преломляя хлеба, освобождаешь энергию монады, атома, неистовый творящий вихрь, который выносит прочь все иллюзии. Полный катарсис, я пуст и прозрачен, точно свирель в руках Пана.

Наконец, причастие. Удивительный миг, когда человек встречается с Богом и становится чуть больше, чем человек. Еще будучи в пастве, я чувствовал глубочайший смысл причастия, но только здесь он постигается во всей силе. Чередой проходят прихожане. Долгий взгляд в глаза, кажется, каждый становится немного богом.

Наконец, последние аккорды. Тройное благословение и путь обратно в гробницу, на запад, в покой и смерть, вновь ожидать воскресения. Всегда бы так умирать!

Со времен моей первой мессы прошло много времени, и я уже отслужил не один десяток месс. Но каждый раз это будто заново. Каждый раз почувствовать символ удается немного иначе, чуть-чуть, но не так, глубже, дальше продвигаясь по пути познания таинства.

Месса в жизни телемита – это все. Центр, экзистенция, Книга Закона, положенная на музыку ритуала.

В одной из месс меня посетило осознание. Мне вдруг стало ясно, что если сама месса есть отражение архетипической мистерии вечности, потому ни одна малейшая деталь не может быть изменена, а вот список святых, который читает дьякон, все же принадлежит и ко времени. Святые были, есть и будут, потому отнюдь не ересь дополнять этот список именами, достойными быть названными святыми Телемы.

Но для этого нам нужно понять, по какому признаку составлял список святых сам Кроули. Очевидно, что святые Телемы и святые в обычном смысле – это совершенно разные явления. Святыми Телемы являются многие поэты, философы, правители.

Размышляя над списком, я понял, что святым можно назвать того, кто, во-первых, активно и успешно содействовал человеческой эволюции и вносил новое понимание, новый дух в коллективное бессознательное человечества. Во-вторых, кто достаточно глубоко смог проникнуть в глубину символа и при этом не только измениться самому, но и передать этот символ поколениям. Говоря другими словами, святым Телемы может быть назван тот, кто на уровне целого народа в тех или иных областях был прогрессором и активно способствовал эволюции духа.

Лично я в силу своих убеждений добавил бы в этот список Карла Густава Юнга и императора Юлиана. Юнг был тем, кому удалось разрушить материализм науки изнутри и открыть великое делание тем, кому оно было закрыто, в силу того, что наука была подчинена диктату материализма. Император Флавий Юлиан, ставший мучеником и, по одной из версий, убитый своими же воинами, был последним, кто противостоял распространению чумы христианского черного братства. Просвещенный и либеральный правитель был превращен христианскими историками в пугало, образ тирана, хотя исторический Юлин был одним из тех, кто проявил себя как наиболее либеральный и терпимый к инакомыслию.