Между исследователями нет общего согласия относительно того, кто был первым постмодернистом. Я рискну сделать заявление, которое повергнет в шок сторонников академического подхода и которое – если будет надлежащим образом доказано, является в сущности революционным. Первым постмодернистким мыслителем был Алистер Кроули. Я не просто делаю это утверждение, но берусь доказать его текстуально.

Точно так же, как реальность до двадцатого века была порождением гения иудейского реформатора Иешуа, начиная с двадцатого века в пространство духа влилась новая струя, и её первым проводником оказался Алистер Кроули. Эта новая струя уже сейчас оказала влияние на все уровни бытия—от высокой философии до повседневной жизни.

Если бы перед нами стояла задача академического исследования параллелей между Телемой и постмодернизмом, потребовалось бы целое исследование в масштабах диссертации. Учитывая скромные возможности данной публикации, мы лишь прорисуем основные контуры параллелей между Телемой и постмодерном.

Основные идеи постмодерна следующие.

1. Замена понятия объективной истины понятием дискурса. Любой тезис, который полностью истинен в одном дискурсе, оказывается ложным в другом и вовсе лишенным смысла в третьем. Религиозные, эстетические, культурные, философские концепции являются не более чем отдельными дискурсами, не имеющими отношения к понятию абсолютной истины. Задачей философии является не «поиск истины» (объективная истина, согласно постмодерну —не более чем патриархальная иллюзия), а игра дискурсов, вязь причудливого переплетения смыслов. Это можно сравнить с концепцией Игры в Бисер Германа Гессе. «Все, что уже было вчера, должно подвергаться сомнению» - пишет известный постмодернисткий философ. Понятие цели тоже лишено смысла в постмодернисткой вселенной, поскольку любой результат уже достижение цели, а любое достижение есть лишь еще одно переплетение дискурсов.

2. Принцип иронии и карнавальности. Если ничто не является абсолютной истиной, значит все может быть проверено «скальпелем иронии». Понятия высокого и низкого оказываются лишенными смысла в постмодернисткой вселенной, в которой существует только хаотически переплетающиеся дискурсы. Постмодернист может серьезно философски анализировать популярный боевик или детскую считалочку, после чего иронично расчленить какой-нибудь основополагающий религиозный или этический закон. "Все тексты написаны на небесах"—этот постмодернисткий принцип распространяется на любой текст, будь то библия или пошлый анекдот. Ирония является главным орудием сомнения и отстранения.

3. Цитатность. Произведение постмодернизма не претендует на какую-либо новизну. Оно может состоять из прямых и измененных цитат и отсылок к различным, не связанным друг с другом источникам. Этот аспект наиболее сложно формулируем, поскольку при желании к цитатам можно свести практически любое классическое произведение.

4. Вслед за фрейдизмом постмодерн проявляет повышенное внимание к сексуальности. В отличии от фрейдизма, постмодерн не пытается однозначно объяснить феномен сексуальности, но скорей воспринимает сексуальность как некую базовую матрицу для простаивания дискурсов. Любимыми постмодернисткими символами являются концепты из сексуальной сферы, распространяемые на культуру.

5. Постмодернизм основан на законах семантического парадокса. Каждое слово, каждое утверждение может быть осмысленно в различных и даже противоположных смыслах. Игра постмодерна – это игра со словами, которые произвольно меняют свой смысл на противоположный в зависимости от контекста, в каком подаются. Семантическая игра – самое мощное и неотразимое оружие постмодерна. Начало такой семантической игры идет еще от романтиков, которые поменяли местами Бога и Дьявола. В классической вселенной за конкретными словами закреплен конкретный и незыблемый смысл, во вселенной постмодернизма оказывается очевидной зыбкость и призрачность связи смысла и слов.

Традиционно считается, что постмодернизм появился во второй половине двадцатого века как кризис модернизма. Тем не менее, у нас есть повод в этом серьезно сомневаться. Я прошу читателя внимательно изучить приведенную внизу цитату в ключе постмодернистких тезисов.

Лизе вдруг вновь стало не по себе, точно кто-то пытался обмануть ее. Ее бесила привычка Сирила о самых простых вещах говорить так, будто у них был второй, скрытый от нее смысл. Во время поездки он вел себя непривычно тихо, полностью «закрывшись от Лизы как раз на тех планах, где она больше всего нуждалась в его помощи; наверное, это было необходимым условием эксперимента, однако ее счастье все же было омрачено. Беседы, которые они вели, мало помогали ей — шесть несложных уроков магии, или «Магика без слез», как он называл их, да обычные разговоры влюбленных, во время которых ей казалось, что он ее презирает. Когда он говорил, что ее глаза похожи на звезды, ей слышалось: «Ну что я еще могу сказать этой корове?»

Однажды вечером — они стояли на палубе, на носу парохода, — она увидела, что он, склонившись через борт, в глубоком поэтическом трансе наблюдает за пенящимися бурунами. Это продолжалось довольно долго; его грудь вздымалась и опускалась, а губы дрожали от какой-то неведомой страсти.

Вдруг он выпрямился и произнес ровным, спокойным тоном:

— Почему бы не использовать образ этих бурунов для рекламы зубной пасты или пены для бритья?

Тогда Лиза была уверена, что он разыграл эту сцену, чтобы сначала уверить ее, будто она присутствует при очередной орденской церемонии, а потом снова полюбоваться ее конфузом. Однако на следующее утро она обнаружила у себя на столике написанный от руки сонет, стихотворение, настолько высоко духовное, сильное и безупречно отделанное, что она поняла, почему те немногие, кому Сирил показывал свои стихи, ставили его наравне с Мильтоном. Метафоры были столь ярки, что сомнений не оставалось: оно сложилось именно во время того транса, конец которому он почему-то положил нарочито-пошлой фразой.Она спросила его об этом.

— У некоторых людей обыкновенные мозги,— ответил он вполне серьезно, — а у некоторых — двойные. У меня двойные. — И через минуту добавил: — Ах да, совсем забыл! Есть еще вовсе безмозглые люди.

Но Лиза не удовлетворилась этой отговоркой.

— «Двойные мозги» — что это значит?

— Ну, вот как у меня. Всякий раз, когда я берусь за что-то, меня будто кто-то подталкивает искать прямую и последнюю противоположность этого «что-то». Так, если я вижу нечто прекрасное, меня так и подмывает найти в нем смешное, так что я не могу себе даже представить, что одно может существовать без другого, как нельзя себе представить палку об одном конце. Поэтому, когда я налагаю какую-то точку зрения, я делаю это лишь для того, чтобы на самом деле утвердить прямо противоположную — как ребенок раскачивается на качелях. До тех пор, пока я не нашел к какой-то идее ее антипод, я не могу чувствовать себя спокойным.

Возьмем, к примеру, идею убийства — простую, даже примитивную, то есть страшную по своей сути. Она меня не удовлетворяет, и я начинаю развивать ее, умножая на тысячи и на миллионы. И вот в один прекрасный момент она вдруг превращается в идею открывающегося Ока Шивы, что, по легенде, должно привести к гибели мира. Тут я возвращаюсь назад и придаю всему комический оборот, прижав к носу Великого Шивы в нужный момент тряпку с хлороформом, и он вместо уничтожения мира женится на богатой американке.

И, пока я не пройду так по всему кругу, никакая идея для меня — не идея. Если бы ты, не обратив внимания на мою фразу о креме для бритья, оставила меня размышлять дальше, то наверняка на следующем моем витке услышала бы что-нибудь возвышенное и романтическое, а я бы все это время ощущал невыразимое единство этих кажущихся противоположностей».

Состояние, которое Кроули определяет, как «двойные мозги» – несомненно, постмодерниткое состояние. Ироничное переосмысление трагической идеи убийства и неожиданный переход трагического в ироническое – инструмент из арсенала постмодерна, которым Кроули владел за пятьдесят лет до появления оного. Сам процесс размышления есть не «тяжелый и серьезный поиск истины», но игра, «раскачивание на качелях», скольжение по дискурсам и смыслам, где единственной целью является сам процесс.

Согласно Кроули, состояние «двойных мозгов» есть рабочее состояние мага состояние, которое надежно защищает его от падания в религиозный пафос или сумасшествие. Работая с концепцией убийства (и, как мы увидим позднее, это распространяется на любую концепцию), в точности как у постмодернистов, ирония служит инструментом отстранения.

Чтобы продолжить наше исследование, нам придется обратиться к «Книге лжей, ошибочно называемой таким образом». Несомненно, что в наследии Кроули эта книга занимает совершенно особое положение. Не относясь формально к публикациям класса «А», «Книга лжей» является уникальным символическим творением искусства, воздействие которого вполне сравнимо с воздействием откровения. Если на миг отстраниться от оккультного аспекта, с чисто эстетической точки зрения, «Книга лжей» – это лучшее, что было написано Кроули за всю его жизнь (из этого утверждения автоматически исключаются публикации класса «А», поскольку принято считать, что они были не созданы Кроули, но продиктованы ему). Сама эта книга состоит из 93 маленьких притч, которые сопровождаются небольшим комментарием. Чтение кефланов «Книги лжей» обладает колоссальным духовным воздействием, и даже беглое размышление над ними является мощной духовной практикой.

Сам принцип комментирования собственных произведений является исключительно постмодернистким ходом. Но как мы видим, Кроули применил этот метод за 50 лет до постмодернизма. Понимание относительности семантики Кроули демонстрирует в следующем кефлане.

С таким даром человек вполне способен прожить свои 70 лет в ладу [с самим собой].

И всё же: хорошо это или плохо?

Подчеркни 'дар', потом 'человек', потом 'семьдесят лет' и наконец 'лад', меняя интонацию - всякий раз получишь иное значение!

Я бы показал вам, как [это делается], но:

сейчас я предпочитаю думать о Лайле!

Прошу обратить внимание на структуру кефлана. В начале делается утверждение, которое воспринимается как весьма простое. Внешне простое утверждение, как оказывается, имеет скрытые смыслы, определяемые интонацией. Интонация – факт речи – в тексте смысл утверждения определяется его контекстом. Проделайте мысленный эксперимент и поиграйте с этим утверждением, помещая его в разные смысловые контексты. Иллюзия единственности смысла, которая возникает в первый миг прочтения, разрушается. А теперь возьмите любой тезис, любое слово и повторите с ним эту операцию. Вместо первого предложения может быть поставлено предложение с любым смыслом и настроением и, если вы не зомбированы господствующим тоннелем реальности, вы легко сможете найти иные смыслы.

Этому процессу скольжения смыслов посвящено сложнейшее исследование основателя постмодернисткой философии Жан Деридды, где одно утверждение преломляется в огромном количестве смысловых контекстов и граней. Как видите, семантические законы были известны Кроули задолго до Дериды.

Мы с другом сидели в кафе Лаперуза

И кушали устриц, простите, от пуза.

Явились два ангела, DONI и DIN:

— Кто ведает тайну, в кабак не ходи!

— Позвольте! - вскричал я.

— Да ежели так, Свой впору закрыть Лаперузу кабак!

А я кушать устриц и рейнское пить

Хожу, чтобы горе своё утопить.

О чём утешитель вопит к небесам?

Чтоб он не искал утешения сам!

Я спал с леди Джейн и с Ленорой-девицей

И понял, что лучше бы мне удавиться.

Я спал с Джулианом и понял тогда,

Что лучше проститься с ним раз навсегда.

Вы ангелы Божьи, вам некуда деться,

Так дайте же мне хоть, пордон, пропердеться.

Верните меня к моей Лайле ночной!

Мой фаллос и так уж стоит, как дурной.

Но DONI и DIN, услыхав мою речь,

Решили вперёд избегать со мной встреч.

А я, продолжая свой прерванный толк,

Две сотни у друга всё ж выпросил в долг.

Начало и конец этого кефлана представляет классический английский лимерик. Ироничный и непристойный с точки зрения общественной морали текст у Кроули благодаря его комментарию, переосмысляющему контекст, превращается в духовное наставление относительно свободы. Как и все кефланы «Книги лжей», 64ый кефлан имеет и каббалистический смысл – о чем Кроули так же указывает в комментарии: 64 - число Меркурия и Разумов Планет. DIN и DONI. Кроули готов подвергать каббалистическому анализу все, что угодно – от классической книги "сефер йецира" до "сказок матушки гусыни", демонстрируя тем самым чисто постмодернисткий подход. И самое главное, что в обеих случаях он делает это по всем правилам искусства – постмодернисткая ирония отнюдь не подразумевает расслабленности и халтуры.

Неудивительно, что у современников гений Кроули вызывал ужас, получая от европейских газет титул «самого испорченного человека на земле». Эта, с точки зрения классических ценностей, «испорченность» относится не к уровню действия (едва ли самый тщательный исследователь найдет примеры, когда Кроули причинил бы реальное зло кому-нибудь из близких и дальних), а к уровню бытия. Если верить европейским газетам 30ых, Кроули оказывается более «испорчен», чем Гитлер, что было бы смешно, если бы не было так грустно. Но в этом есть свой смысл. С точки зрения патриархальной цивилизации подавления, Гитлер укладывается в её законы, но Кроули полностью находится вне.

У ортодоксии нет оружия против Кроули. Любые аргументы противников он легко обыграет в свою пользу, приправив все отменной шуткой, после чего противнику остается только посрамленным уйти с поля боя. Все, что остается консерваторам, – это распространение бессмысленной и даже абсурдной клеветы на Кроули. Кроули – это детонатор, разрушающий всю систему западных ценностей, основанных на патриархальном христианстве. Называя себя «Антихристом», он не преувеличивает своих заслуг и не «рисуется», это утверждение – констатация свершившегося факта – после магической и культурной деятельности Кроули христианская патриархальная система не может существовать и её сменяет мультикультурный постмодерн.

Кроули осознает глобальность своей миссии, но она для него скорей тягота. В дневниках Кроули мы видим множество примеров самоиронии и самого искреннего непонимания, почему именно он. Кроули совершенно не требует веры. Альфа и омега эзотерики до Кроули – наличие неких тезисов, которые требуют априорной веры. Но для Кроули те, кто верят без доказательств, просто не представляют никакого интереса. НЕ надо мне верить, говорит он, сомневайтесь, проверяйте, анализируйте, экспериментируйте.

Сомневайся.

Сомневайся в себе.

Сомневайся в том, что сомневаешься в себе.

Сомневайся во всём.

Сомневайся даже в том, что во всём сомневаешься.

Иногда кажется, что за всеми осознаваемыми сомнениями таится глубокая уверенность. Убей же её! Задуши эту змею!

Да возвысится рог Козла Сомнения!

Погружайся глубже, всё глубже в Бездну ума, до тех пор, пока не выроешь лисицу, [именуемую] ТО. Ату её, псы! Пошли! Взять ТО!

И вот тогда - труби!

Эти слова были бы вполне понятны из уст типичного материалиста-нигилиста, софиста. Но Кроули не софист и не материалист. Его знание о богах, сфирах, планах является результатом не веры, но эксперимента. Мне безразлично, говорит Кроули, существуют ли на самом деле Боги, важно только то, что вселенная ведет себя так, словно они существуют, и это – основание для создание науки о богах – магии. Фраза, являющаяся девизом А.А., – «Наш метод – наука, наша цель – религия» —взламывала все существующие в то время концепты и идеи. Принцип работы мысли Кроули – поляризация напряжения, взрыв, который происходит при соприкосновении высокого и низкого.

Как для души, так и для тела нет лучше слабительного, чем Пранаяма, нет слабительного лучше, чем Пранаяма.

Как для души, так и для тела, для души и тела нет лучше - лучше и быть не может! - нет лучше, нет, о нет лучше слабительного, нет слабительного лучше, чем Пранаяма - Пранаяма! - Пранаяма! - да, для души и тела нет лучше слабительного, нет слабительного лучше, нет слабительного (как для души, так и для тела!), нет слабительного, слабительного, слабительного лучше, чем Пранаяма, слабительного для души и тела - Пранаяма, Прана - Прана - Прана - Пранаяма! Пранаяма!

АМИНЬ.

Ранней пташке - жирный червяк; двенадцатилетней проститутке достаётся [иностранный] посол.

Утренней медитацией пренебрегать не стоит!

Первые яйца зуйка идут по высокой цене; цветок невинности [всегда] манит сутенёра.

Утренней медитацией пренебрегать не стоит!

Рано ложиться и рано вставать

— Горя и хвори не будете знать.

Но: раньше к молитве и позже ко сну

— В Бездне, и то не пойдёте ко дну.

Утренней медитацией пренебрегать не стоит!

Духовные наставления в сочетании с иронией. Адепты классической йоги отшатываются в оскорбленных чувствах – разве ТАК можно о святом? Если бы Кроули был только теоретиком, эти слова могли бы быть поняты, как издевательство и обесценивание пранаямы и медитации. Но суть в том, что сам Кроули достиг в йоги успехов гораздо больших, чем все его благочестивые критики вместе взятые. Своей иронией Кроули как бы говорит: не лезьте в йогу, если вы еще не способны отринуть благочестивые предрассудки. Если вы еще играете в ИХ правила – вы не достойны йоги. Это йога, но новая, очищенная от предрассудков классического века.

Вся эзотерическая традиция до Кроули строится на патриархальной иерархии ценностей. Духовное – «хорошо», плотское – «плохо». Но для Кроули как для первого постмодерниста эти понятия лишены смысла. Все есть благо, все есть зло. Одно явление равно другому с точки зрения вечности.

Предложи собаке сладкую косточку и стог сена, она естественно возьмет кость, а лошадь выберет сено. Так, если ты станешь воображать себя Прекрасной Дамой, ищущей Скрытую Мудрость, ты придешь ко мне, если представишь себя Чернокожим Менестрелем, тебе нужно будет играть на банджо и петь песни, подходящие в текущий момент для привлечения монет Мира от проницательной Публики! Эти два действия абсолютно идентичны.

Именно идентичность любых действий является ключевым в постмодернисткой вселенной. В следующей цитате Кроули использует понятие дискурса практически в постмодернистком ключе, причем на постмодернизм указывает и разлитая по всему тексту отстраненная ирония:

И вновь ты задаёшь мне такие вопросы как "Что есть чистота?", на которые можно ответить десятком различных способов; и ты должен понимать, что подразумевается под "миром дискурса". Если ты спросишь меня "Является ли этот образец хлорида золота чистым образцом?", я могу тебе ответить. Ты должен понимать, чего стоит точность в речи. Я мог бы приняться годами шуметь о чистоте и самоотверженности, и ни одно из определений не будет ни на грош лучше другого.

Эта позиция имеет незыблемый фундамент в строках Святой Книги Закона: «Все слова священны, все пророки истинны, вот только понимают они мало».

Выше мы говорили о том, что один из критериев постмодерна – это использование сексуальных метафор. Одной из ключевых для понимания Телемы фраз Кроули являются слова: «Школа Фрейда доказала, что бог есть секс, но это не значит, что секс есть бог». Но об этом – в следующей главе.