Я проходил вдоль скачек по шоссе.
День золотой дремал на грудах щебня,
А за глухим забором - ипподром
Под солнцем зеленел. Там стебли злаков
И одуванчики, раздутые весной,
В ласкающих лучах дремали. А вдали
Трибуна придавила плоской крышей
Толпу зевак и модниц. Маленькие флаги
Пестрели там и здесь. А на заборе
Прохожие сидели и глазели.

Я шел и слышал быстрый гон коней
По грунту легкому. И быстрый топот
Копыт. Потом - внезапный крик:
"Упал! Упал!" - кричали на заборе,
И я, вскочив на маленький пенёк,
Увидел всё зараз: вдали летели
Жокеи в пестром - к тонкому столбу.
Чуть-чуть отстав от них, скакала лошадь
Без седока, взметая стремена.
А за листвой кудрявеньких березок,
Так близко от меня - лежал жокей,
Весь в желтом, в зеленя'х весенних злаков,
Упавший навзничь, обратив лицо
В глубокое ласкающее небо.
Как будто век лежал, раскинув руки
И ногу подогнув. Так хорошо лежал.
К нему уже бежали люди. Издали',
Поблескивая медленными спицами, ландо
Катилось мягко. Люди подбежали
И подняли его...

И вот повисла
Беспомощная желтая нога
В обтянутой рейтузе. Завалилась
Им на' плечи куда-то голова...
Ландо подъехало. К его подушкам
Так бережно и нежно приложили
Цыплячью желтизну жокея. Человек
Вскочил неловко на подножку, замер,
Поддерживая голову и ногу,
И важный кучер повернул назад.
И так же медленно вертелись спицы,
Поблескивали козла, оси, крылья...

Так хорошо и вольно умереть.
Всю жизнь скакал - с одной упорной мыслью,
Чтоб первым доскакать. И на скаку
Запнулась запыхавшаяся лошадь,
Уж силой ног не удержать седла,
И утлые взмахнулись стремена,
И полетел, отброшенный толчком...
Ударился затылком о родную,
Весеннюю, приветливую землю,
И в этот миг - в мозгу прошли все мысли,
Единственные нужные. Прошли -
И умерли. И умерли глаза.
И труп мечтательно глядит наверх.
Так хорошо и вольно.

Однажды брел по набережной я.
Рабочие возили с барок в тачках
Дрова, кирпич и уголь. И река
Была еще сине'й от белой пены.
В отстегнутые вороты рубах
Глядели загорелые тела,
И светлые глаза привольной Руси
Блестели строго с почерневших лиц.
И тут же дети голыми ногами
Месили груды желтого песку,
Таскали - то кирпичик, то полено,
То бревнышко. И прятались. А там
Уже сверкали грязные их пятки,
И матери - с отвислыми грудями
Под грязным платьем - ждали их, ругались
И, надавав затрещин, отбирали
Дрова, кирпичики, бревёшки. И тащили,
Согнувшись под тяжелой ношей, вдаль.
И снова, воротясь гурьбой веселой,
Ребятки начинали воровать:
Тот бревнышко, другой - кирпичик...

И вдруг раздался всплеск воды и крик:
"Упал! Упал!" - опять кричали с барки.
Рабочий, ручку тачки отпустив,
Показывал рукой куда-то в воду,
И пестрая толпа рубах неслась
Туда, где на траве, в камнях булыжных,
На самом берегу - лежала сотка.
Один тащил багор.

А между свай,
Забитых возле набережной в воду,
Легко покачивался человек
В рубахе и в разорванных портках.
Один схватил его. Другой помог,
И длинное растянутое тело,
С которого ручьем лилась вода,
Втащили на' берег и положили.
Городовой, гремя о камни шашкой,
Зачем-то щеку приложил к груди
Намокшей, и прилежно слушал,
Должно быть, сердце. Собрался' народ,
И каждый вновь пришедший задавал
Одни и те же глупые вопросы:
Когда упал, да сколько пролежал
В воде, да сколько выпил?
Потом все стали тихо отходить,
И я пошел своим путем, и слушал,
Как истовый, но выпивший рабочий
Авторитетно говорил другим,
Что губит каждый день людей вино.

Пойду еще бродить. Покуда солнце,
Покуда жар, покуда голова
Тупа, и мысли вялы...

Сердце!
Ты будь вожатаем моим. И смерть
С улыбкой наблюдай. Само устанешь,
Не вынесешь такой веселой жизни,
Какую я веду. Такой любви
И ненависти люди не выносят,
Какую я в себе ношу.

Хочу,
Всегда хочу смотреть в глаза людские,
И пить вино, и женщин целовать,
И яростью желаний полнить вечер,
Когда жара мешает днем мечтать
И песни петь! И слушать в мире ветер!

Алексадр Блок

И буду слушать приказанья
И робко ждать.
Ловить мгновенные свиданья
И вновь желать.

Твоих страстей повержен силой,
Под игом слаб.
Порой - слуга; порою - милый;
И вечно - раб.

Александр Блок

Не стращай меня грозной судьбой
И великою северной скукой.
Нынче праздник наш первый с тобой,
И зовут этот праздник — разлукой.
Ничего, что не встретим зарю,
Что луна не блуждала над нами,
Я сегодня тебя одарю
Небывалыми в мире дарами:
Отраженьем моим на воде
В час, как речке вечерней не спится.
Взглядом тем, что падучей звезде
Не помог в небеса возвратиться,
Эхом голоса, что изнемог,
Л тогда был и свежий и летний,—
Чтоб ты слышать без трепета мог
Воронья подмосковного сплетни,
Чтобы сырость октябрьского дня
Стала слаще, чем майская нега...
Вспоминай же, мой ангел, меня,
Вспоминай хоть до первого снега.

Анна Ахмтова

I
Пусть поят ядом отравой,
Жгут заживо, в петле душат,
Купают в луже кровавой —
С дурной не расстанусь славой,
Слывя среди девок шлюшек
Отпетой самой шалавой.

II
Вся жизнь во имя любви —
На корм топорам и плахам.
Замесишь хлеба с размахом,
Да выйдет сухой сухарь.
А дети — дети, как встарь,
Всегда во имя любви.
Месить не умеешь хлеб,
Родить не умеешь сына —
Виновна, а не невинна!
Возмездье придет само:
Жуй, что испекли другие —
Жри хлеб и плоди дерьмо.

III
Любовь — как в сердце жало,
Как буря, как чума
И как удар кинжала.
Едва ее узнала,
Навек сошла с ума —
Жила и умирала.

IIII
Вам, бабы, дарю рецепт,
Какого — в огне гори я! —
Нет лучше.
Подобных лепт
Не знала кулинария.
На завтрак в один присест
(Не в десять ли? — вам виднее!)
Примите ка внутрь шест —
Потолще да подлиннее.
А жажду лечит легко
Тягучее молоко —
Оно вам не надоест.
Причастье это — по гроб,
И нет ничего умнее,
Пока в заутреню поп
Гнусит свою ахинею.
Взамен святых мест —
шест

Инес де Торремолинос
из книги Анатом, Федерико Андахази

Я умножаю все на ноль,
Так я в нули все превращаю.
Я остаюсь совсем один,
Совсем один, я наблюдаю.

Нет ничего ни лиц, ни глаз,
Ни звуков, ни земли, ни неба,
Нет темноты, нет света звезд.
Вселенной нет, она истлела.

Но если нету ничего,
Так что то это, что осталось?
Как сформулировать его?
Когда, зачем откуда взялось?

Непостижимое и вечное,
Оно незримо, но так явно.
Оно плюс - минус бесконечность,
Оно пугающе забавно.

И заставляет трепетать,
И в исступлении озираться
Его не слыша оглыхать,
Его не видя пригибаться.

И с ним сливаясь обрести,
Забытый напрочь вновь знакомый,
Сквозь мясорубку всех стихий,
Тот яркий свет родного дома.

гр. Оргазм Нострадамуса, Угол (Алексей Фишев)

Пригласил на ужин я друзей
Страх, бессонницу, кошмар и похоть.
Тех, кто ближе всех мне и родней
Тех, кому себя я позволяю трогать

Разливаю им в бокалы свою кровь
Тост произношу за дружбу нашу
Залпом пьют они ее, а закусить
Приношу им из мозгов кашу - малашу

Веселятся мои гости за столом
И рыдая, хлопаю в ладоши,
Чтобы гости не захныкали в тоске
На потеху им с себя сдираю кожу

За окном корячится рассвет
Подтираю половицы волосами
Нету смысла звать друзей мне на обед
Навестят меня сегодня они сами.

гр. Оргазм Нострадамуса, Угол (Алексей Фишев)

Что там с тобой?
Почему я боюсь?
Боль в моих веках,
И грусть внутри вен.
Ты - не любой.
Я поэтому бьюсь
Плавая в реках,
Что в городе "N".
Что в волосах,
И в движении рук...
Будто везде...?
Это - шум от воды.
Крик,что в глазах, -
В этом городе звук,
А на воде
Не оставить следы.

29.08.2009

Я видел, как я в комнату входил.
И звезды танцевали в синей пыли,
собаки в поле, надрываясь выли,
и фён верхушки сосен ворошил.

Вдруг: тишина! И в лихорадке рот
зацвел отравными цветами странно,
и заструилась с веток, как из раны,
роса, как кровь - течёт, течёт, течёт.

Из зеркала - обманчивой пустыни,
из ужаса и мрачноватой стыни
лик Каина поднялся, как живой!

Прошелестел портьеры бархат синий,
луна глядит в окно, как из пустыни.
лицом к лицу: я и убийца мой!

Георг Тракль

И вздох: - Да зрит он свет свечей!
И мрак со всех сторон плывёт.
Вздох: - Ты не молишься о ней?
И ночь рыдает у ворот.

Георг Тракль

Последний бледный отблеск дня пропал,
притихла боль от прежних мук моих,
иссяк весёлости святой бокал,
и плачет сердце в сумерках ночных,
ловя лишь эхо молодых услад,
что падает, сливаясь с темнотой,
легко, как тень, как тихий листопад
на холм могильный в осени ночной.

Георг Тракль

I
Рождённые как тень от тени,
мы в одиночестве бредём,
как жертвы, о предназначенье,
увы, не ведаем своём.

Мы нищие без подаянья
и тьма, окутанная тьмой,
слепцы, мы вслушались в молчанье,
где потеряли шёпот свой.

Мы - странники на бездорожье,
и облака ветров чужих,
цветы, что ждут в смертельной дрожи,
когда под корень срежут их.

II

Последней муки ощущая вздроги,
сдаюсь вам, зложелательские силы.
О, вы — к великой тишине дороги,
где мы идём в полночный мрак остылый.

Терпенье, да сожжёт твоё дыханье
меня! Звезда погасла, и в снояви
уходим в мир без лика и названья
и возразить ему уже не вправе.

III

Тьма сердца - ты, ты - тьма ночей,
кто в ваши глуби вникнет, чтобы
увидеть пасть последней злобы?
О, маска болей и скорбей,

скорбей и радостей земных,
о, маски смеха лик зловещий,
где бьются глиняные вещи
и где не видно нас самих.

Врагу безвестному смешно,
как мы скользим, цепляясь, к бездне,
и как угрюмы наши песни
и то, что плачет в нас, - темно.

IV

Твой хмель ничем не превозмочь,
кровоточа, я в танце таю,
цветами муки оплетаю!
Ты так сама хотела, ночь!

Я - арфа в лоне у тебя,
и из моей последней муки
взяла ты тёмной песни звуки —
и вечен, и невидим я.

V

Всё глубже тишь - глубь немоты!
О, безгласие ночное,
сладость материнской боли - ты,
обречённый час покоя.

Раны скрой мои с любовью
под ладонью доброты -
пусть внутри исходят кровью.
Сладость материнской боли - ты!

VI

Воспеть тебя молчаньем дай!
Что лепет бедняка, когда
он видит краткой жизни край?
О, безымянной будь всегда,

во мне замкнувшая свой круг,
как колокол, который стих,
как сладкая невеста мук,
как мак пьянящий снов моих.

VII

Как цветок, косцом сражён,
тихий плач ручья лесного,
певчий колокольный звон,
ночь, мольбы последней слово,
свой - уже предсмертный - стон
слышу с берега другого.

VIII

Меня в молчанье мрак погрузил,
и стал я мёртвой тенью дня -
из дома радости и сил
я в ночь вступил.

Живет молчанье в душе моей,
невнятна ей пустынность дня -
язвит усмешкою своей
ночь всё больней!

IX

О, ночь, врата для мук моих открой,
я - кровью изошедший истукан,
сосуд из болей незаживших ран!
О, ночь, смотри: я твой!

О, ночь, ты сад, где утаён от глаз
блеск бедности моей и где поблёк
мой виноград, терновый мой венок.
Приди, о высший час!

Х

Смеялся раньше демон мой:
как свет над звёздными садами,
играл и танцевал с друзьями
я, от вина любви хмельной.

И плакал демон мой потом:
как свет над чахлыми садами,
с терпеньем влёкся я с друзьями,
чьим блеском светел бледный дом.

Где смех, где плач твой, демон мой!
Тень над забытыми садами,
скорблю над мёртвыми друзьями
в молчанье полночи пустой.

XI

В моей улыбке мольба и страх,
поётся сквозь слезы песня впотьмах,
и до конца дойти нет сил.

О, дай вступить мне в твой собор,
дабы наивец и грезёр
перед тобой в мольбе застыл.

XII

Ты в этой полночи глухой -
безжизненный берег молчащих морей,
безжизненный - до скончания дней!
Ты в этой полночи глухой.

Ты в этой полночи глухой,
о, свод, где нёс ты звёздный свет,
о, свод, где Бога больше нет.
Ты в этой полночи глухой.

Ты в бездне полночи глухой -
и в сладком лоне не зачат,
и от живых начал отъят!
Ты в этой полночи глухой.

Георг Тракль

Над крышами небес голубизна,
облака крадутся стороной,
в росе весенней кустик у окна;
хмелея, птица юркает в эфир;
заблудший аромат цветов,
и знает, знает сердце: это - мир!

Растёт тишина и полдень печёт!
О, Боже, как мир велик!
Грежу и грежу, а жизнь течёт,

течет жизнь, но где-то вовне,
за морем одиночества моего!
И сердце знает: нерадостно мне.

Георг Тракль

Как дует ветер! Затухая,
поют зелёные огни,
забыл про праздничные дни,
зал, в лунном свете утопая.
Портреты предков умилённы,
как тени из небытия,
пространство затхло от гнилья,
в круг собираются вороны.

Из-под окаменевшей маски
глядятся чувства прошлых дней
всё искажённей и больней -
заброшенно и без огласки.

И аромат садов унылый
к распаду ласково приник,
как тихий и дрожащий вскрик
над свежевырытой могилой.

Георг Тракль

Мой голос тих. Я отыскал слова
В пустых зрачках полночного покоя.
Божественно пуста моя глава,
И вне меня безмолвие пустое.

Cкажи, я прав, ведь эта пустота
И есть начало верного служенья,
И будет свет, и будет наполненье,
И вспыхнет Роза на груди Креста?

...Но нет ответа. Тянется покой,
И кажется - следит за мной Другой,
Внимательно и строго ожиданье,

И я уже на грани естества,
И с губ моих срываются слова,
Равновеликие холодному молчанью...

***

Равновеликие холодному молчанью
Струились реки посреди равнин.
Я плыл по рекам, но не дал названья
Ни берегу, ни камню средь стремнин.

Я проходил, я рекам был свидетель,
Я знал совет - не выносить суда,
И я не осквернил вопросом рта
И ничего сужденьем не отметил.

Лишь дельты вид мне отомкнул уста,
Я закричал, и гулко пустота,
Слова мои разбив об острова,

Откликнулась бездонным тяжким эхом...
Я слышал крик и понимал со смехом -
Слова мертвы. Моя душа мертва.

***

Слова мертвы. Моя душа мертва.
Я сон, я брег арктического моря.
И тело, смертно жаждущее рва,
Скрутило в узел судорогой горя.

Но там, на дне, у ключевых глубин,
Я ощущаю слабое биенье,
Сквозь сон мне тускло грезится рожденье
Иных, пока неведомых вершин.

Я жду сквозь боль, так исступленно жду,
Когда рассвет предел положит льду,
Когда мой дух вернется из скитанья...

До тканей сердца мглою поражен -
Я полон исполнением времен,
Я не ищу пред Небом оправданья.

***

Я не ищу пред Небом оправданья,
Я начинаю призрачный разбег,
В священной эпилепсии камланья
Нетопырем кружусь над гладью рек.

Я проницаю горы и лощины,
Я различаю сущности стихий,
Схлестнувшиеся в танце теургий
И каждый миг являющие Сына...

Се, время правды. Суть обнажена,
И льется в полночь полная Луна,
И плоть моя не властна надо мной,

И пламя звезд, сквозь призму вечных вод
Пронзает ночь и дарит мне полет
Над опьяненной ливнями Землей...

***

Над опьяненной ливнями землей
Царят седые призраки тумана,
И вечер тих настолько, что порой
Я слышу плач далекой флейты Пана.

Бреду рекой, по горло в тростниках,
Сам плачу от покоя и бессилья,
А лунный свет лежит епитрахилью
В крестах поденок на моих плечах.

И ветви ив касаются волны,
И каждое мгновенье тишины
Стремительно, как тень бегущей лани.

И, преломлен речною глубиной,
По темным водам шествует за мной
Агат Луны - томительно туманен...

***

Агат Луны, томительно-туманен
Скользит по перьям черного орла,
Что распростер, от грани и до грани
Над миром исполинские крыла.

И отражает аспидная влага
Ночных озер, плывущих подомной,
Свет облаков, пронизанных Луной,
И Млечный Путь в кристаллах Зодиака.

За мглою гор, за лезвием хребта
Легла реки хрустальная черта,
Чуть видимы огни в далеком стане.

И луч звезды, подобный нити льда,
Влачит меня неведомо куда
На тонком и мерцающем аркане...

***

На тонком и мерцающем аркане
Мой дух печально следует за мной.
Мне не коснуться прободенной длани
Цветком стигмата вспыхнувшей рукой.

Мне не подняться в огненном потоке
К пределам света, к сердцу бытия,
Мой путь бесплоден, словно лития
В устах давно забывшего о Боге.

Я тот, кто умирает на пороге,
Мне не принять в сияющем чертоге
Одежды, что струятся белизной.

Вдали порог, стремящийся к вершине,
Меня по сердца выжженной пустыне
Полночный ветер водит за собой...

***

Полночный ветер водит за собой
Скитающихся пленников забвенья,
Чей горний взлет преодолен Луной
И преломлен в потоках сновиденья.

Мой Бог! Ужель и мне предрешено
Носить в веках подобием надкрылий
Камзол в узорах бражников и лилий
И пить больное лунное вино?..

...Мерцает край магического круга,
Я созерцаю черный ветер Юга,
Проколотый Полярною Звездой.

И, растворяясь в ливнях Лейванаха(*),
На грани озарения и страха
Я как дитя играю пустотой...

***

Я как дитя играю пустотой,
Взметнувшейся к пределам осознанья,
Моя душа жемчужною волной
Скользит над океаном мирозданья.

И в этот миг, до корневых глубин
Я постигаю сущность соответствий,
Зависимость причины от последствий
И торжество последствий вне причин.

Я посвящен. Я принял взгляд извне.
Так зеркало, уснувшее на дне,
В себя приемлет отблеск ледяной

Склонившейся над бездною печальной
Планеты снов, чей лик пронизан тайной,
Струящейся за каждою чертой...

***

Струящейся за каждою чертой
Cферических взaимоотражений,
Совокупившей бездну с высотой,
Триумф побед с позором поражений,

Единой, Верной, Внутривременной,
Предмирной, Сильной, Славной, Милосердной,
Немыслимой, Возлюбленной, Безмерной,
Предельной, Полной, Явственной, Пустой -

Греми, моя хвалебная мольба!
Ты есть премудрость корня и плода,
Премудрость сердцевины и убранства,

Я прозреваю Tвой священный лик
За каждым стеблем, что к земле приник,
За каждой гранью зримого пространства!..

***

За каждой гранью зримого пространства
Проявлен полдень. Властвует покой,
Лишь кружево стремительного танца
Стрекозы расплетают над рекой,

Да в дебрях стрелолиста и осоки
Запутался безвольный ветерок...
Приостановлен времени поток,
Безмолвствуют Начала и Итоги.

Я нежусь на прогретом мелководье,
Отпущены стремления поводья,
И я - лишь часть полуденной поры.

И нет во мне ни памяти, ни речи,
Я вырвал корень всех противоречий.
Я отворил в себе исток игры.

***

Я отворил в себе исток игры.
Мне ведомо Акации цветенье.
Моя ладонь слепящие дары
Приемлет в знак повторного рожденья.

Я - император муравьиных львов,
Я прорекаю облакам и птицам,
Ликует звоном на моих ключицах
Цепь времени со звеньями веков.

Гремят литавры, бубны и тимпаны,
К моим стопам склоняются тюльпаны,
Сплетаясь в бесконечные ковры.

Я - кесарь Солнца, трав и междуречий,
Я произнес Глагол Семи Наречий,
Я властен жечь и созидать миры...

***

Я властен жечь и созидать миры,
Бессилен отказаться от творенья.
Я предпочел безмолвию - порыв,
Безумство сна - святые пробужденья.

Я был в пределе, я стоял у Врат,
Но, ослеплен последним предстояньем,
Низринулся тропою состраданья
И воплотил в себе кромешный ад.

Я слышал речи выше темноты,
Я наблюдал как падают цветы,
Но утерял ключи добропризнанства.

И се, опять гряду юдолью мук
И не стремлюсь покинуть этот круг.
Я различил в движенье постоянство.

***

Я различил в движенье постоянство:
Так в древний путь вливаются следы,
Так странствуют взыскующие Царства
Дорогами священной простоты.

Теперь я вижу только то, что вижу,
И знаю только то, что знал всегда -
Реки не остановят невода,
Утерян смысл понятий "дальше", "ближе"...

Я повторяю, говорят иное,
Я двигаюсь как остаюсь в покое,
Забыта цель и потому права.

Я тот, кто отвечает на вопросы,
Моя рука спокойно держит посох,
Мой голос тих - я отыскал слова.